Леонид САВИН

 

Становление феномена глобализма и контрглобализм*

 

Нынешнее время – переломный момент в процессе глобализации, характеризующийся активным динамизмом. Рассмотрим пути становления этого феномена и попытаемся выявить его основные аспекты в историческом плане. Поскольку основное поле действия глобализации – политико-экономическое, считаем правомочным начать исследование с периода зарождения в Европе государственного и торгового строя.

В Римской империи периода I Пунической войны уже заметны экономические  механизмы, отличные от античных, однако римский империализм нельзя назвать хищническим и ростовщическим, тенденция к расширению была малоосмысленной и не претендующей на глобальный характер. По мнению Шпенглера, «римляне не завоевывали мир. Они только завладели тем, что лежало готовой добычей для каждого» [11, 53]. Также легко они и расстались со своими владениями. 

Во времена Средневековья в Европе начинают формироваться правовые институты. Торговля в западном мире долгое время была напрямую связана с войнами и грабежами. По «береговому праву», существовавшему в Древней Германии, все имущество потерпевшего кораблекрушение конфисковывалось в пользу владельца береговой зоны, а сам хозяин попадал в рабство. Аналогичные порядки действовали и в соседних странах. «Исландские саги рассказывают о том, что викинги зачастую заключали рыночный мир на две недели, чтобы заняться торговлей, а затем снова брались за оружие» [11, 626]. Добавим, что на Руси в это время существовало «право гостя», где само название показывает принципиальное отличие русского закона от западного. Другими словами, местонахождение этноса, его язык, культура и традиция существенно влияют на формирование мировоззрения. В этом уже виден назревающий антагонизм сухопутной и морской цивилизаций, который определяется в геополитической науке как борьба теллурократических и талассократических сил. В то время в Европе явное преимущество было на стороне талассократии, на процветание могли рассчитывать города, расположенные неподалеку от моря. Экономический подъем происходит в государствах, отличающихся морским могуществом. Первенство до конца XVIII в. переходит от одного европейского государства к другому.

После разделения Римской империи на Западную и Восточную на Западе происходит разделение духовной и светской властей, переросшее в XI в. в борьбу императоров с римскими папами за право утверждения на духовных должностях; раскол христианской церкви, породивший схоластику,  индульгенции и инквизицию в католичестве. На Востоке все было по-другому. Относительно слабая Византия, просуществовавшая около 1000 лет, являлась настоящим  «катехоном» (удерживающим), адаптировавшим римское право к государственной христианской религии. В XV в. преемницей Византии стала Русь, где, в противоположность западному разделению и индивидуализму, происходит генезис и развитие симфонии властей и концепции тяглового государства, в котором «русский народ растет самобытно и естественно, под влиянием одного внутреннего убеждения, церковью и бытовым преданием воспитанного» [1, 70]. Тогда же Русь применяет и  богатый опыт, полученный от Монгольской империи. Вопреки существующему на Западе принципу cuius regio – eius religio, законы  Чингисхана утверждали свободу вероисповедания, храмы и священнослужители освобождались от налогов независимо от конфессии. Материальные блага играли незначительную роль в Орде, основными ценностями считались моральные качества – мужество, верность, честность. Ложь, воровство, грабеж, причинение обид карались смертной казнью. Вместе с захватом территорий Орда несла «новый евразийский порядок», создавая мощную инфраструктуру от Китая до северных пределов Руси. Идеалом великого хана, так и не осуществившимся, было «создание Единого Царства Человечества, так как только тогда прекратятся войны и создадутся условия для мирного процветания человечества как в области духовной, так и материальной культуры» [9, 163].

Подобный глобализм, где приматом является сфера сакрального, регламентирующая остальную деятельность, а государства, входящие в Империю, сохраняют идентичность и вместе являют своего рода организм, можно назвать многополярным. Завершая обзор эпохи Средневековья, отметим, что хозяйственная этика того времени пока еще требовала справедливой цены при ее формировании, а экономика, религия, политика и искусство были взаимосвязаны.

В эпоху Ренессанса, декларирующего гуманизм, предтеча философов-индивидуалистов Петрарка переносит центр внимания на человека за счет отвержения синергийности. В XV в. появляются биржи, которые вначале представляли собой спекулятивную оптовую торговлю, где основополагающим фактором было наличие четкой организации осведомления, а в XX в. стали орудием централизации капитала. Стоит упомянуть, что в России первая биржа появилась только в 1703 г., да и то благодаря  прозападной деятельности Петра I.

Далее следует эпоха Нового времени. Галилей небесную реальность умаляет до принципов механики, Ньютон утверждает понятия атомизма и количественной реальности, Бэкон призывает покорять природу с извлечением максимальной выгоды, что на государственном уровне проявилось в процессе колонизационной  политики и жесткой конкуренции. Реформаторство Лютера, Кальвина и Цвингли пытается приспособить религию к государственному строю, по сути уничтожая аскетизм и поощряя богатство. Папские эдикты, сдерживавшие  амбиции европейских стран, более не были препятствием для принявших протестантизм наций, и позволили открыто заявлять свои притязания. Протестантизм играет существенную роль в становлении глобализма. Исходя из исследований           Т. Адорно о происхождении фашизма из протестантской идеологии и М. Вебера о влиянии последней на развитие современного капитализма, можно сделать вывод, что этическим императивом протестантизма является стремление к наживе и ­тоталитаризму. Протестантское понятие «призвание» «дает оценку рационально поставленному предпринимательству как угодному богу делу» [2,330].  М. Вебер говорил,  что «такое понимание «призвания» совершенно успокаивало совесть предпринимателя, с другой – понуждало рабочих к труду, при этом в качестве награды за исполнение своего призвания рабочими последним обещалось вечное блаженство» [2, 331]. Следует учесть и тот факт, что в строительстве и управлении США основную роль играли белые протестанты (являвшиеся своего рода эталоном стопроцентного американца, white anglo-saxon protestant, до конца XX века).

Многочисленные технические изобретения, где знаковым было изобретение паровой машины в 1670 г.,  вели к снижению цен, а стремление к удешевлению производства побуждало к усовершенствованию техники. Наиболее развитой в этом отношении была Англия, которая с учетом своего островного положения планомерно выстраивает стратегию политики и ее отношение к экономике. Это проявилось в политике меркантилизма, зародившегося в XIV в., и через рационализацию труда, техники, государственности и нравственности,  утвердившихся в принятии закона о патентах в 1623 г. и акта о мореплавании в 1651 г., ограничившего права иностранного судоходства. При меркантилизме «государство рассматривается как бы состоящим исключительно из капиталистических предпринимателей, внешняя политика государства основывается на стремлении преодолеть противника в получении максимальной прибыли – наиболее дешевой закупки и наиболее дорогого сбыта, и тем самым достигнуть преобладания над ним» [2,314]. При явной утопичности первого условия мы видим невозможность комплементарных отношений во втором, однако вопреки здравому смыслу эта идеология продолжала прогрессировать.

Т. Гоббс переносит механико-материалистические взгляды на учение об обществе, политике, государстве. Д. Локк, а за ним эмпиристы Вольтер, Дидро, Руссо развивают учение о матери-ализме, пропагандируя так называемый разумный эгоизм. Оптимизм Просвещения окончательно уничтожает остатки религиозного пафоса, оставив от протестантизма только лишь рациональные взгляды на хозяйственную деятельность, что привело к ­признанию единственно адекватным материального благополучия в комплексе с физиологическими наслаждениями.

Англия продолжает укрепление власти имущих. Закон о бедных, вышедший вследствие сосредоточения средств производства в руках частных собственников, узаконил принудительные меры по отношению к рабочим. До середины XIX в. предприниматели, опираясь на судебную власть, произвольно распоряжались рабочей силой, и подобные методы, постоянно модернизирующиеся, продолжают оказывать экономическое принуждение и в наши дни. В 1789 г. банки стали самостоятельной силой, породив конфликт между экономикой производства и экономикой ростовщичества, где власть денег претендует на исключительную доминацию. Таким образом, не укорененные в социальную реальность, банки стали воплощением дематериализированного капитала, инструментом спекулятивных денежных махинаций финансовых дельцов, заинтересованных лишь в самовозрастании денег. В ранг абсолютного догмата возводится учение Адама Смита, по которому экономика является зоной, оторванной от социально-исторической реальности, главным действующим лицом в ней является индивидуум, рациональный по своей натуре, эгоистичный и стремящийся только к личной выгоде, а главным условием рынка является атомарность, свободный обмен, общедоступная информация  о товарах  и идентичная потребность всех действующих лиц. Человек (по Смиту) превращается в биоробота, а народ – в массу.

С помощью последовательной стратегии  английскому острову,  «благодаря тому, что оторвался от земли и сделал решающий выбор в пользу моря» [4, 875], удалось  стать могущественной морской империей. Причем фундаментом ему служили научные системы, ученые мнения и аргументы. Ссылаясь на высказывание             У. Рэлли: «Тот, кто господствует на море, господствует в мировой торговле, а тому, кто господствует в торговле,  принадлежат все богатства мира и фактически сам мир», – можно сделать вывод о тенденции к глобализации той державы, которая по геополитической категории имеет статус морской, и все остальные страны являются для нее всего лишь незахваченной территорией. Для Англии «слово ”континентальный”  приобрело значение отсталости, а население континента стало backward people, отсталым народом» [4, 878].

С начала XX в. США постепенно превращаются в наследников мирового острова. «Обширная и компактная территория со свободным доступом к 2 океанам позволила создать эффективный каркас страны» [3, 295], отсутствие сухопутных границ давало возможность развиваться без внешнего давления. Один из идеологов атлантизма, адмирал Мэхан с учетом тенденций мирового развития видел Англию слишком малой, а США, наоборот, представлял как мировой остров. На практике морское господство также переходило на более широкую, американскую основу. Окончательно место Англии США занимают в 1945 г. Основные источники обогащения, бывшие у Англии войной и роскошью, остаются  практически теми же. Экономика США напрямую связана с ВПК, и свою военную мощь они одновременно делают гарантом экономической стабильности.

Агрессивная американская политика подкреплялась выводами современных либеральных ученых. Фридрих фон Хайек рассматривает рынок как глобальную систему для управления обществом, распространяющуюся на сферу политики и культуры. Карл Поппер развивает идею открытого общества, в котором он видит современное западное общество, довольствующееся близким к идеалу вариантом. В противоположность открытому существует закрытое общество, стремящееся к идеалу и, по мнению Поппера, склонное к тоталитаризму и недостойное существования. Фрэнсис Фукуяма считает религию, этносы, социальные иерархии, этические нормы пережитком, которым нужно пожертвовать ради единого технотронного общества. Профессор Самуил Хантингтон предполагает возможные конфликты с государствами, имеющими иную идеологию и, кроме насильственных методов, предлагает применять экономическое давление и переориентировать элиту нейтральных стран, а также интегрировать новые государства в НАТО. В отношении СССР проводилось «поэтапное открытие и динамическая модернизация статичной и инерциально приверженной традиционным ценностям суши, временно еще закрытой, однако уже приподнявшей «железный занавес» настолько, чтобы в образовавшиеся бреши хлынула волна виртуальной цивилизации» [6, 198], также  была применена стратегия «черных дыр», выявившая,  что «глобалисты берут себе в союзники и финансируют активистов этносепаратизма» [7, 15]. Джордж Сорос открыто признает, что политика Буша защищает ВПК и нефтепромышленность в контексте национальных интересов США, интересы мира не учитываются, а глобальные рынки создали несправедливые правила игры. И при кризисах на периферии центр, которым является «Большая семерка» с главенствующей ролью США, продолжает процветать. Невидимым пособником американских транснациональных компаний является Национальное агентство безопасности, занимающееся  в том числе промышленным шпионажем на благо страны. Широко известен скандал, возникший между Евросоюзом и США по поводу следящей системы «Эшелон». В этом мы видим подтверждение  политики двойных стандартов, используемой США, «разрушающей не только основы международного права и справедливости, но и попирающей основные законы этики» [5, 20].

С этого момента можно говорить об окончательной кристаллизации того ментального кода, который через стремление к расширению, индивидуализм,  нигилизм и рационализацию мутировал в феномен глобализации, взятой на вооружение правящими кругами США, и в контексте перманентной экспансии (доктрина Монро, позже доктрина «открытых дверей»,  взаимообосновывающие концепцию подвижных границ США, т.н. «граничный тезис», по которому американской мировоззренческой основой является завоевание мира) представляется планетарной однополярной политико-экономической глобализацией, известной как «новый мировой порядок». Американские идеологи, приписывая США роль нации-освободительницы от устаревших  клише Старого Света, ставят себя в исключительное положение, оставляя за собой право вмешиваться во внутренние дела других государств. В этом комплексе избранности и превосходства, столь часто упоминаемом  американскими  деятелями, доходящим до гротескной патриофилии к национальной символике, виден заряд ресентимента, ведь «сознание собственной большей ценности или равноценности, к которому стремится «подлый человек» и которое снимает напряжение, достигается иллюзорным путем за счет принижения ценных качеств объекта сравнения или с помощью выработки особой «слепоты» по отношению к ним» [10, 33].

По мнению венгерского философа Д. Лукача, США при помощи демократически  легитимных методов установили диктатуру империалистической реакции в мире, а английский историк А. Тойнби рассматривает национальную американскую идею как антитезу Просвещению. И по окончании «холодной войны» глобализм вступает в фазу активной экспансии, выразившейся в военных акциях против Ирака, Югославии и Афганистана.

Каковы могут быть последствия от этой квинтэссенции либерализма, эгоизма, мессианства и агрессивной экспансии?

1. Глобализация подразумевает международное разделение труда. В реальности это означает, что в государстве будет одно или несколько видов производства, что приведет к полной зависимости его от гегемона.

2. Национальное государство – это горизонтальная солидарность и доверие, публичные усилия ради общего благосостояния. Благодаря глобализации национальная идентичность теряет свое значение. Государства становятся подсистемами.

3. При глобализме будет происходить свободное перераспределение ресурсов в пользу тех, кто выявит наибольшую экономическую эффективность. Ресурсы перейдут из рук хозяев в руки наиболее умелых дельцов.

4. В современной мировой экономике существует разрыв между товарной экономикой и денежной системой. Фондовый рынок чрезмерно раздут. При любом серьезном кризисе  произойдет огромный всплеск инфляции  и больше всего пострадают те страны, которые привязаны к мировой финансовой системе.

5. Место традиционной культуры займет культура виртуальной реальности. По мнению профессора Верещагина, эта «виртуальная реальность онтологизируется как заместительница жизненного мира человека, вытесняя его новыми технологиями воздействия не только на сферу бессознательного, она постепенно подменяет оригинал закодированным информационным знаком и, в конечном итоге, искусственной моделью» [8, 117].

6. Будут уничтожены  юридические нормы, связанные  с исторической особенностью и мировоззрением народов.

7. Глобализация проходит с нарастанием незащищенности и риска. Традиционные механизмы управления (например, нравственная экономика) потеряют свое значение.

8. Учитывая секулярный характер глобализма, существованию  религиозных конфессий грозит опасность быть исчезнувшими либо модернизированными.

9. Физическое уничтожение этносов, по каким-либо причинам не приемлющих правила глобализации, обоснованное архитекторами глобализма, как борьба с теми, кто представляет угрозу всеобщей безопасности.

Глобализация является процессом разрушения инфраструктурного комплекса духовных, культурных, экономических, политических, этнических, правовых и этических компонентов, которые вырабатывались столетиями в разных уголках мира и являются жизненно важными для традиционного общества.

Что может служить альтернативой глобализации? Существующие на Западе движения антиглобализма не смогут решить эту задачу вследствие ангажированности в тот ментальный код, о котором говорилось выше. Представители их крайне непоследовательны, к тактическим акциям прибегают лишь в случаях угрозы их экономической стабильности, действуют эмоционально и часто всю широту негативности процесса глобализации чувствуют интуитивно.

На сегодняшний день осмысленной и разработанной идеологией, которая противостоит глобализму, является евразийство.

Современное евразийство – это, во-первых, стратегическая концептуальная альтернатива «новому мировому порядку», постулирующая политическую многополярность. Во-вторых, экономический прагматизм, базирующийся на хозяйственной солидарности и самодостаточности больших пространств (открытость рынка гарантирует всего лишь наличие импортных товаров, а при современных технологиях они могут быть произведены и отечественными производствами. История полна примеров, когда при закрытой экономике происходило хозяйственное развитие). Необходимым условием является и создание нескольких самостоятельных геоэкономических мировых зон, обеспеченных товарами и золотым запасом валют. В-третьих, комплементарные отношения различных религиозных конфессий, сохранение самобытности этносов и конструктивный диалог культур. В-четвертых, развитие собственных информационных сетей и критических технологий, способных обеспечить своевременную и надлежащую модернизацию. В-пятых, создание евроазиатского военного блока, не зависящего от США, с целью адекватного урегулирования возможных конфликтов.

Данность сегодняшнего дня – агрессивная политика однополярной американской глобализации, задание – осмысленный контрглобализм в виде евразийства.

Библиография

1. Алексеев Н.Н. Русский народ и государство. – М.: Аграф, 1998.

2. Вебер Макс. История хозяйства. Город. – М.: Канон-пресс-Ц, 2001.

3. Дергачев В.А. Геополитика. – К.: Вира-Р, 2000.

4. Дугин А.Г. Основы геополитики. – М.: Арктогея-Центр, 2000.

5. Калаич Драгош. Американское зло. – М.: Святая Русь, 2000.

6. Нухаев Хож-Ахмед. Ведено или Вашингтон? – М.: Арктогея-Центр, 2001.

7. Панарин А.С. Искушение глобализмом. – М.: Русский национальный фонд, 2000.

8. Русская православная церковь в пространстве Евразии (материалы VI Всемирного русского народного собора). – М.: Арктогея-Центр, 2002.

9. Хара-Даван Эреджен. Русь монгольская. Чингис-хан и монголосфера. – М.: Аграф, 2002.

10.    Шелер Макс. Ресентимент в структуре моралей. – СПб.: Наука, Университетская книга, 1999.

11.    Шпенглер Освальд. Закат Европы. – Минск: Поппури, 1998.

* Текст доклада на научно-теоретической конференции «Глобализм глазами современника, или блеск и нищета феномена» (г. Сумы, 26-27 сентября 2002 г.)

Сайт управляется системой uCoz